7.93

Семь девяносто три утра. Затмение.
Злорадный смех в ушах и привкус разложения.
В начале боль, идущая по вене, разбавляющая кровь,
И вдруг просвет в желаниях
Но нет, Бессилие возвратилось вновь.

Открыв глаза, закрылось ощущение.
Предстало чёрное вино и слышится прощенье.
Под притяжением неба подымается вся кровь,
И жидкость воздуха застыла
Увеча тела, разрывая кожу. Вновь.

Идя вперёд, постукивая мозгом невпопад,
Куску земли на небе точечном я рад.
Коснувшись дерева из света принимаю кровь
И против воли удержать её стараюсь,
Но пролетаю через время в отражение вновь.

Здесь есть один закон – посмертно жить в неволи.
Осознаёшь, что это всё лишь бред, но падаешь от боли,
Пытаешься вернуть свою свернувшуюся кровь
Но получаешь от неё лишь порцию сопротивления,
И возвращаешь в себе веру в нереальность, вновь.

Боясь подумать обо всём, и уворачиваясь от смятения,
В награду получаешь ком свободы и забвения,
И веришь, как твоя сухая кровь
По венам неба, уходящим в бесконечность
В тебя заходит вновь.

Плывя по глине смерти с глазом и стеклом
Вдруг ощущаешь ветер и кирпичный дом,
И чувствует своё родное, твоя кровь,
Но понимание приходит позже,
И лишь открыв глаза приходит понимание, что проснулся.
     Вновь.

Восемь тридцать четыре на часах на стене.
Что стало с тобой ты не помнишь, всё было во сне,
И медленно, с точностью пульса течёт эта кровь
Двигаясь только по законам земли,
Но предчувствую неизбежное притяжение неба вновь.

Ничто о страшном не напоминает.
У всех так. Каждый это ощущает.
Только запёкшаяся на спине кровь,
От дерева из света просочившаяся
Заставит задуматься о жизни. Вновь.